Я желаю им сгорать в аду

еще с одной пидараской ничего не получилось, хуесоска ёбаная интерес у нее пропал мразмота. я желаю каждой блевотине, что опрокинула меня или ебала мне мозг сгорать до костей в аду бесконечно, вырывать свою прямую кишку и сжирать, пока не начнет ей же в нее же срать у себя в желудке, выпукивать горящие каштаны и ссать серной кислотой, разъедающей ее дрянную плоть, засыпать скипидаром свои ублюдские зенки пока они не выкипят до глазниц, потом вымазать глазницы сырой рыбой и заставить ворон выклёвывать кости, добираясь до мозга, и клевать отделы мозга, отвечающие за испуг и рвотные рефлексы, чтобы эти твари в паническом слепом ужасе заблёвывалиь давились нахуй и все равно не умирали, чтобы это длилось вечно, чтобы, привязанные маткой к гигантским ветряным мельницам эти животные крутились с огромной скоростью, резко меняя направление движения каждые пять секунд, чтобы с обрубленными ногами и руками эти твари лежали на доске поперек ванной, наполненной щелочью, и чтобы либо обрубленная туша в районе пизды, либо ебло находилось в щелоче, заставляя этих блевотин от боли разъедающих кожу и мясо химикатов менять положение, попеременно погружая в щелочь разные концы тела, чтобы закопанные в землю по шею их сжирали заживо гигантские медведки, и кишащие там черви с клещнями, а сверху на лоб капала вода, пробивая черепную коробку и сводя с ума, но чтоб они не умирали, а прочувствовали до конца, до того момента, как вода разобьет их кожу и кости. они каждой клеточкой ощутили, что это вода соленая, и теперь соль разъедает их рану, а большая медведка уже роет ход в их жопах, выкарчовывая кишки, из которых колонии червей вьют себе новые и новые гнезда, чтобы их заставляло съедать свои губы и потом блевать собственным говном, втирая его в глаза, параллельно протыкая их сломанными ногтями